Оазис реальности |
Автор Пола | |
![]() Выставки уроженца Харькова Бориса Михайлова сыпятся на Москву как из рога изобилия. В прошлом году прошло как минимум три выставки, и поэтому почти все работы, представленные в Манеже, москвичи уже видели. Исключением является серия "Сумерки" (1993), ради нее в Манеж и стоит сходить. Господина Михайлова чаще всего называют художником, а не фотографом, и это объяснимо: его не интересуют распространенные проблемы качества съемки, а композиционные решения редко вызывают чувство удачно пойманного мгновения.
Свои серии Борис Михайлов выстраивает как музейный работник — экспонаты
для выставки. Раскрашенные вручную фото из серии "Люрики" по
отдельности кажутся курьезами доцифровой эры,
а вместе — свидетельством о коллективной мечте, стремлении к красивой разноцветной жизни, Уорхолом по-русски, только на уровне социального низа.
"Сумерки", впечатляющий портрет Харькова первых лет после развала СССР,— несколько десятков панорамных фото. Они сняты днем, но господин Михайлов покрасил отпечатки полупрозрачным синим, что и дает эффект безысходной тьмы.
В "Сумерках" мелькают случайные люди (торговки на рынке, соседи по дому, бегущие куда-то дети) и случайные символы. Центром одной из фотографий становится столб с коряво намалеванным серпом и молотом — свидетельство того, как идеологическая программа буквально за несколько лет превращается в чье-то личное дело. Если в снимках советского периода основным настроением была скука, то в "Сумерках" Михайлов выводит на первый план атмосферу тревоги. В пространстве "Сумерек" зритель чувствует себя приезжим, оказавшимся в чужом городе без денег, документов и друзей. Скоро наступит ночь, а деваться совершенно некуда. К тому же в темноте постепенно теряются и те ориентиры, к которым привык за день. Михайлов не снимает события как таковые и не делает упор на историческую фактуру, и реальность в его работах превращается в метафору. Постоянным героем "Сумерек" становится человек без пола и возраста, скрючившийся буквой Г то ли в поисках упавших на землю очков, то ли в пароксизме боли. Ближайшая аналогия здесь — слепые со знаменитой картины Брейгеля Старшего. Несколько инсталляций известного джазового барабанщика Владимира Тарасова расположены уже за "Сумерками". Его интересует возможность пространственной аранжировки любимых музыкальных фрагментов. В видеоинсталляции "Шестидесятые" на фоне красных маков появляются черно-белые отрывки из концертной кинохроники, и гитарные "запилы" Джими Хендрикса сливаются с саксом Джона Колтрейна. Совершенно другая музыка звучит в инсталляции "Чушала": здесь из раскрытого окна слышны песни поморов. Связь между Тарасовым и Михайловым неочевидна. Но истории звука от Тарасова прекрасно дополняют немоту реальной жизни, зафиксированную Михайловым.
Публикация данной статьи возможна только при наличии ссылки на источник: http://www.kommersant.ru
|